Мама умерла, когда мне было 15. Чёртов рак забрал её у нас в считанные месяцы. Можно себе представить каким это было потрясением для нас с отцом. Мы рыдали день и ночь, завернувшись в плед на диване в гостиной. В той самой, в которой втроём смотрели футбол, праздничные концерты и Друзей. Теперь остались только мы и ничто не могло заглушить нашу боль. Но в какой-то момент я поняла, что кто-то из нас должен быть сильнее, чтобы вытащить обратно на этот свет второго. И судя по всему, эта роль должна была достаться мне. Я готовила для него, стирала для него, вытаскивала его на разные увеселительные мероприятия. Каково же было моё счастье, когда впервые за полгода я увидела его улыбку. И так постепенно наша жизнь вернулась в почти привычное русло. Вскоре, ради его же блага, я стала настаивать, чтобы отец с кем-то познакомился. Всё же он здоровый молодой мужчина со своими потребностями, которые я прекрасно понимала и хотела, чтобы он знал, что я понимаю. Я не хотела, чтобы он боялся за мои чувства и скрывал от меня, если у него кто-то появится. Вскоре женщина таки появилась. Отец стал расцветать на глазах и меня это вполне устраивало. Она была мила, вежлива, а главное, папе было с ней хорошо. Но я не предусмотрела, что всё может зайти так далеко. В один прекрасный день, не долго думая, они объявили, что решили пожениться. Я была шокирована на столько, что ужин в тот день в меня так и не влез. В скором времени моя мачеха перебралась к нам в дом со своей дочуркой. В тот дом, в который меня привезли из роддома, в котором я сделала первые шаги и сказала первое слово. В мой дом. Это было выше моих сил и казалось чем-то не правильным и совсем не реальным. К тому же, с моей новоиспечённой сестрой нам не удалось найти общий язык. И, по правде сказать, я не пыталась. Задатки социопата проявлялись во мне ещё тогда. К тому же, мы обе привыкли быть единственными в семье, что ведёт к эгоизму. Сказать, что мы не ладили это не сказать ничего. Скандалы стояли в доме ежедневно, доходило до вырывания волос и драк. Не буду скрывать, что провокатором зачастую выступала именно я. Я не ночевала дома, постоянно язвила и не подпускала к себе никого. Я понимала, что порчу отцовское счастье, но мне было 16, я была подростком. Когда мне перевалило за 18, я начала встречаться с парнем старшим меня лет на 10. Не долго думая, я перебралась жить к нему, чем окончательно доконала родителя. Зато именно тогда я поступила на архитектурный факультет и с головой погрузилась в учёбу. К парню особой любви я не питала, скорее у нас было сотрудничество на взаимовыгодных условиях. Прожила я с ним года два, потом же эти отношения себя окончательно исчерпали. Началось общежитие, новые ухажёры и временные подработки. С отцом особой связи я не поддерживала, хоть и высылала открытки по праздникам и приезжала на Рождество. Взрослея и умнея, сердце моё начинало щемить, осознавая свою не правоту по отношению к нему. Часто, в трудные жизненные моменты, единственным что мне хотелось, кинуться к нему в объятия и стать маленькой девочкой. Но до сих пор я этого так и не сделала и с каждым годом затея эта мне кажется всё более нелепой.

Кто-то мог бы сказать, что последняя пара рюмок была лишней, но я готова с этим поспорить. Моё состояние алкогольного опьянения было как раз на той золотой середине, когда ощущается полное единение души и тела, ещё не возникает желания вывернуть душу наизнанку и самозакопаться где-нибудь за углом. Иными словами, проблеваться и сдохнуть пока не хотелось. Чувство полной раскованности с лёгкой примесью неадекватности и щепоткой свойственного мне недовольства. На самом деле, это состояние куда опаснее того, когда ты являешься лишь телом, не способным ни к лишним движениям, ни к разговорам, ни к каким-либо мыслительным процессам. Тогда то сам факт твоего существования остаётся под большим вопросом, а про великие дела и подвиги даже и речи не идёт.
Странно, что я вновь оказалась в этом клубе, но у меня практически не было выбора. Мой заказчик, успешный бизнесмен, пригласил меня отметить окончание нашего сотрудничества и таким образом отблагодарить за хорошую работу. Благодарность, конечно, не совсем для меня и я могла бы соврать, что это был тот редкий случай, когда мне не хотелось обидеть человека. Но врать я не буду, я лишь предпочитаю поддерживать с клиентами дружескую нотку до того момента, пока они не будут со мной в расчёте. Возможно, чрезмерная осторожность с моей стороны, но не в моём стиле особо доверять людям, особенно тем, кто ворочает большими деньгами. И так, обречённо улыбнувшись, я приняла это предложение. Ещё на парковке, услышав музыку, от которой содрогаются стены, техно, транс или что-то там в чём я совершенно не разбираюсь, одним словом клубняк, я поняла какую жертву совершаю. Почему я просто не прикинулась больной? Искать ответ на этот вопрос было уже поздно и я, уверенно отстукивая каблуками, направляюсь к входу в это злачное место, проклиная всё на своём пути. Главной моей целью была ближайшая бутылка, всё равно чего, лишь бы горючего, поэтому я без каких-либо церемоний повела своего милого толстосума прямиком к барной стойке. Он сделал заказ, решив, что для начала по рюмке текилы нам вполне хватит, и позвал меня танцевать. Я посмотрела на него, как на психа, только этого мне как раз и не хватало.
- Я никогда не танцую на трезвую голову. Поэтому предлагаю взять сразу нужную дозу и отправиться за столик. Улыбаюсь как можно зазывнее и направляюсь в сторону ближайшего свободного места. Рада заметить, что была правильно понята и мой товарищ бежит за мной с бутылкой текилы. – Выпьем за то, чтобы мы оба остались довольны друг другом! Тонкий намёк на толстое вознаграждение. Кажется, я упустила момент, когда стала настолько меркантильной, но как говорится, чтобы продвигаться, надо вертеться.
Мы уговорили две бутылки, когда он, устав безответно ко мне клеиться, отправился на танцпол, искать дамочек подоступней. Я вовсе не была на него в обиде, скорее испытывала благодарность за то, что наконец оставил меня в покое. Он просто понял, что если затащить меня на танцпол ему не по силам, то о постели и речи быть не может. Никого бы даже не огорчило моё скоропостижное прощание, но странное дело, домой мне вовсе не хотелось. Дело могло быть либо в открытом клапане, либо в чувстве незаконченности вечера и невыполненной миссии. Как бы то ни было, на всякий случай я заказала ещё одну бутылку. Залить неприязнь к человечеству довольно сложно, тем более в столь ненавистном месте. Только накидаться до отключки, как вариант, но отключиться здесь мне было вовсе не интересно. Громкая музыка раздражала мне слух, разноцветные прожектора глаз, а я всё равно оставалась на месте, поглощая рюмку за рюмкой и наблюдая за происходящим. До меня никогда не дойдёт как можно так бездарно убивать своё время, бессмысленно дёргаясь под тупые звуки. Есть вещи, которые выше моего понимая, и это одна из таковых. Я смотрю на людей с высоты своего пьедестала, упиваясь чувством собственного превосходства. Алкоголь идёт по венам, медленно, но верно склоняя меня на тёмную сторону и пробуждая мистера Хайда. Он и так то редко когда крепко спит во мне. Опрокинув очередную рюмку, я встаю. Вот оно, моё идеальное состояние. Кажется, так хорошо мне ещё никогда не было. Мои мысли в полном порядке, моё тело мне вполне подвластно, я люблю себя ровно настолько, насколько ненавижу всех прочих. Всё точно так, как быть должно. И мне неудержимо хочется со всеми этим поделиться. Не совсем твёрдой, но уверенной походкой, я медленно иду к сцене, не стараясь даже избежать соприкосновений с танцующими. Да и это вряд ли бы мне удалось, этих муравьёв здесь слишком много. Выражение моего лица твёрдо, как гранит, оно не меняется даже когда кто-то нечаянно толкает меня, лишь лава внутри поднимается ещё выше. Я не намерена её сдерживать и скоро участь Помпеев настигнет всех здесь. Резво поднявшись по лестнице, я занимаю место у микрофонной стойки, как настоящая рок-звезда, Курт Кобейн в юбке. Диджей выключает музыку, решив, что я хочу поздравить кого-то с днём рождения/свадьбой/рождением ребёнка или просто передать привет. Я же медленно обвожу взглядом публику, доводя себя до состояния безоговорочной тошноты. На меня уставлены куча пустых глаз, бездумных лиц, к ним нужно испытывать жалость, но это не моё чувство. – Знаете, я прожила на свете не так уж мало лет, но такое скопление ничтожеств в одном месте вижу впервые. Мне далеко не впервой высказывать людям своё о них мнение, однако такого количества зрителей у меня ещё не было. Их лица повытягивались от удивления, а ведь я только начала. – Вы тупы, вы бездарны, вы прожигаете свои долбанные жизни в плясках, бухле и туалетном сексе. Курицы-гриль, жертвы солярия, папенькины сынки, не работавшие ни дня в своей жизни. Как же тошнит от вас, куски вы говна. Мой голос звучит ровно, язык даже вовсе не заплетается. В правоте своих вердиктов я не усомнилась бы и на трезвую голову, мой мозг работает чётко, как часы. У диджея выпучены глаза, он даже не догадался снова врубить музыку на всю мощь, очередной здешний тупица, нечему и удивляться. Я вижу как сквозь перешёптывающуюся толпу к сцене ломятся два амбала-охранника. Меня это совсем не волнует, не вышвырнут же они даму за шкирку мордой на асфальт. – Если бы одной ночью все подобные шарашки планеты просто взорвались, насколько лучше бы стал этот грёбаный мир! И новые поколения неудачников быть может не скатились бы так, как это сделали вы. Если бы ваших скудных мозгов хватило бы на то, чтобы только представить как я вас ненавижу, вы бы пошли вскрывать себе вены. На последних словах я срываюсь на крик, текила всё же добралась и завладевает моим мозгом. Что ж, у неё есть на это право и я не стану возражать. Охрана уже на лестнице, но мне плевать на это с высокой колокольни. – Мальчики, не рекомендую вам этого делать, я не закончила. Я беру стойку, с которой мы практически стали единым целым, и со всем возможным остервенением луплю ею об сцену, пока не разбиваю. В лучших традициях рока. Теперь пусть делают со мной что хотят, но я рада что вечер удался куда лучше, чем я рассчитывала.

<< Родился и вырос в Чикаго, штат Иллиноис;
<< Отец, Джек Доусон был простым служащим завода, мать, Оливия Мёрфи, горничной при отелях. Умерла от воспаления легких, когда Теренсу было 11 лет. Отец обвинял в этом сыновей, ради которых, Оливия устроилась на вторую работу, швейную фабрику, где, по его мнению,  она и подхватила свое заболевание. После ее смерти Джек начал спиваться и при каждом случае бить сыновей;
<< От побоев отца, Майкла спасал старший брат, Теренс, постоянно подставляя свою спину и переключая отцовскую злость на себя;
<< Много лет безуспешно пытался разыскать брата;
<< Достаточно скромен, но и достаточно справедлив, чтобы оценивать по достоинству собственные успехи;
<< Умен и образован. Без посторонней помощи окончил Гарвард с отличием. Получил докторскую и теперь ведет частную практику психолога, иногда дает лекции и пишет первую книгу;
<< Любит собак, у него дома несколько ретриверов, также обожает долгие прогулки;
<< Если уверен в чем-то, будет с невероятным упорством доказывать свою точку зрения;
<< Был помолвлен. Отношения продлились пару лет, но связи с тем, что родители будущей супруги, были слишком состоятельными и занимали слишком высокое место в обществе, чтобы позволить дочери быть замужем за "голодранцем", они приложили максимум усилий в пользу их разрыва;
<< Атеист. Дитя науки; Верит только в то, что подтверждено фактами;
<< Хорошо рисует, но не особо это выказывает;
<< Ныне является уважаемым человеком и занимает хорошее положение в обществе, к его услугам часто прибегают "важные господа";
<< Какое-то время жил в Лондоне, потом в Мельбурне, но кривая судьба завела его в Нью-Йорк, где одно из издательств сделало ему заманчивое предложение для написания книги; Здесь то он и увидел своего брата в одном из местных ток-шоу на ТВ и приехал в Хэмптонс, воодушевленный надеждой, наконец его найти;

Забавные создания женщины. Недаром говорят, что мужчины с Марса, а женщины с Венеры - нам никогда не понять друг друга. Ну как, спрашивается, как можно обклеить весь университет и окрестности своими  полуобнаженными фотографиями и не рассчитывать, что каждый второй мужчина будет к тебе приставать? Нет уж, я давно смирился, что противоположный пол это отдельная, непостижимая сила, которую невозможно обуздать или понять, ее необходимо воспринимать, как она есть, иначе есть шанс сломать себе голову в попытках постичь ее хоть немного.  - Мои фантазии, мисс Коупленд все еще при мне, - я послал девушке благосклонную улыбка и окинул ее весьма красноречивым взглядом, от которого щеки девушки заметно порозовели, после чего, как ни в чем не бывало, добавил, - Просто констатирую факт - вы ведь в одежде. Сейчас. - голубые глаза озорно сверкнули. Обожаю цеплять таких дерзких девчонок. Сколько себя помню, моя азартная и вредная натура просто не позволяла мне упускать случай поиграть в  "кошки-мышки" или пустить замечание, щедро пропитанное сарказмом.  Не знаю, к добру это или скорее это сроду моего проклятия, но факт оставался фактом - мой язык прекрасно работал в данном русле.  Что касается Коупленд, то тут и вовсе сложно было удержаться от легкого флирта, девушка была очень хороша собой, несмотря на юный возраст, она излучала женственность и секс, к тому же, благодаря полуобнаженным фотографиям, сложно было позабыть о прекрасных данных, которыми ее наградила природа.  Мужская фантазия - злая штука. Стоило лишь освежить в памяти одну из этих самых фотографий и вот, воображение уже услужливо  рисует довольно откровенные картины в моей голове. Не позволительно похотливые для преподавателя.  Я прочистил горло, стараясь избавиться от негожих мыслей. Больше никаких связей со студентками. Хватит уже. Навидался этих неоперившихся, безрассудных девиц на своем веку. Опыт, он самый лучший учитель и наставляет он хоть и жестоко порой., но зато дальновидно и наверняка. Посему с некоторых пор  я предпочитал сразу обрывать свои фантазии в отношении какой-либо студентки.
Не знаю, к счастью или нет, но все мои мысли, крутившиеся вокруг этой больно уж соблазнительной особы, мгновенно исчезли, когда мы неожиданно оказались узниками маленького пространства лифта. В общем-то, доля справедливости тут есть, ведь мне так не хотелось идти на эту чертову встречу с редактором. Но это не умаляло того факта, что я опаздывал на нее, а я всегда отличался любовью к пунктуальности и раздражался, если опаздывал, когда меня кто-то ожидал. Мои тщетные попытки что-либо сделать, наконец прервал голос, который, как интуитивно я предположил, исходил из той самой приборной панели, - Уважаемые пассажиры, лифт сломан. Просьба сохранять спокойствие, произошла авария, специалист уже едет. - отчеканил оператор, после чего раздался щелчок и мы снова остались в кромешной тьме и тишине. Я снова автоматически потянулся  к телефону и полистал меню - бесполезно, связи конечно же как не было, так и не будет. Ненавижу эти лифты и к собственному огорчению, в очередной раз вынужден убеждаться в этом. Раздражение волной окатило меня и я снова вздохнул. Из глубины кабинки раздался голос девушки и я невольно вздрогнул, надо же, а я уже совсем позабыл, что тут не один.  - Нет, мисс Коупленд, у меня нет клаустрофобии, хоть это и совершенно вас не касается, - на мгновение мое раздражение вырвалось наружу и я нахмурился, недовольный этим, но моя собеседница уже вряд ли могла это увидеть, -  Просто я опаздываю на встречу с редактором.. Да и не вижу ничего приятного в том, чтобы сидеть в этой коробке и ждать, когда они там соберутся нас вызволять. - фыркнул я и добавил немного мягче, - Единственное приятное обстоятельство здесь и сейчас это вы. Ваше присутствие скрашивает эту дурацкую ситуацию. - мой голос снова стал ровным и бархатистым, в конце концов нет причин срываться на девчушку, она то тут не при чем.
Я знал почему злился. Нет,  у меня вовсе не было фобии закрытых пространств, вся причина крылась в одном воспоминании, инциденте в детстве, связанном со старым отцовским чуланом, который был размером с меня и в котором я провел немало тяжелых для меня дней и ночей. Одна лишь мысль о нем заставляла меня каменеть, а наглухо закрытые маленькие помещения без окон мгновенно возвращали меня в то время, вызывая целую волну неприятных, противоестественных чувств. Коупленд сменила тему и в какой-то степени я даже был благодарен ей за это. Беззаботная болтовня отвлекала от мыслей об узком пространстве и постепенно сокращающемся кислороде да и делиться подробностями своих собственных кошмаров с ней мне вовсе не хотелось. Впрочем, не уверен, что разговор о Париже тоже входил в мои планы. - В Париже? Да, я был там несколько раз. - интересно, почему она вдруг интересуется этим? - А вы, мисс Коупленд часом не француженка? Очень смахиваете на парижанку, у вас очень тонкие и красивые черты лица.. - я сказал это, невольно улыбнувшись, но в слабом освещении мобильного телефона она, наверное казалась загадочной. нежели дружелюбной.  Мне снова хотелось вздохнуть и я огляделся по сторонам. Черт, жаль нельзя покурить. - Знаете.. О Париже нельзя сказать в двух словах, о нем надо либо говорить, либо не говорить вообще  - задумчиво отозвался я на ее слова и усмехнулся, - Вряд ли вы готовы сейчас выслушать всю мою лекцию  красоте и неповторимости этого города, - но девушка настойчиво попросила меня продолжить. Не припоминаю за этой студенткой особого рвения к моим рассказам, с чего вдруг такой интерес? - Вам и вправду интересен Париж, мисс Коупленд? Или вы решили устроить мне допрос? Если так, то я предпочитаю играть "баш-на-баш". Сначала я рассказываю, потом вы. - я весело поиграл бровями, пользуясь тем, что моя "подруга по несчастью" не могла видеть мое лицо. Раз уж она хочет вовлечь меня в это, ставки должны быть равноценны.  - Ну так что, по рукам? - настойчиво спросил я и получив утвердительный ответ, довольно улыбнулся и неторопливо заговорил, опустив интонацию на несколько тоном ниже, - Париж.. Париж.., это особый город, мне дважды доводилось быть в нем и дважды я был очарован его особой магией. Все в нём такое неповторимое: узкие улочки, вымощенные старой брусчаткой, кокетливые парижанки, обходительные французы.. Свежеиспеченные круассаны и вкуснейшие терпкий кофе по утру, уютные скамейки и причудливая архитектура. А ночи.. ночи в Париже по-особому таинственны. - поневоле я  ударился в воспоминания о столице франции, будто снова был там, неторопливо прогуливался по этим маленьким улочкам, смотрел на звездное небо на мосту и пил кофе в маленькой кофейне "сан жерме", осыпая комплиментами его тучную владелицу, так ароматно пахнущую свежей сдобой. Я не заметил, как прикрыл глаза и поймав себя на этом, резко распахнул их, что в общем-то ничего не изменило, в кабине было все также темно, моя собеседница, судя по всему даже затаила дыхание, я едва мог ее обнаружить. - Это сложно объяснить.. - задумчиво закончил я, - Как и все большие и возрастные города Париж прекрасен и многолик. И в этом его прелесть.

Сижу с безразличным взглядом. На моем лице — ни единого намека хоть на одну эмоцию. Ни единой дернувшейся мышцы лица, ни единого выражения всего того презрения и ненависти, что я испытываю прямо сейчас. Все это — глубоко внутри. Все это я сейчас переживаю в одиночку. Я ничего не слышу. Я не вслушиваюсь. Но обрывки его слов долетают до меня, время от времени проникая в сознание.
— .. он опасен для общества. Его надо изолировать. Мне нанесли девять швов! Четыре здесь и пять здесь! Он не человек.. — бла-бла-бла.
Как ты мог трахать мою мать, ублюдок?! Как ты посмел прикоснуться к ней, как посмел разрушить нашу семью?! Ведь мы были счастливы. Ежевечерные семейные ужины, когда мы свободно разговаривали друг с другом. Когда со стороны Никки был веселый и заражающий смех. Когда Алекс взахлеб рассказывал нам о поглощении его компанией какой-то не менее крупной рекламной организации. Когда я с улыбкой подкалывал отца по поводу его постоянно слишком официального внешнего вида за такими ужинами, а мать с улыбкой наблюдала за тем, как мы все «некультурно» перебиваем друг друга, лишь бы не забыть то, что хотим сказать.
В забытье встаю вслед за свои адвокатом. Ну вот, сейчас я узнаю, чем все это закончится. Хотя, в общем-то, мне плевать. Я не замечаю таких мелочей жизни. Я не забочусь о собственной жизни. Уже не забочусь. Весь мир как-то разом перевернулся с ног на голову, весь мир перестал существовать еще в тот момент, как только я увидел сумочку матери в его квартире.
— .. суд приговаривает Хьюго Оливера .., — ненавижу, когда мое имя произносят на американский лад. Но еще больше теперь я ненавижу свое имя. Уго больше нет, но есть Аче. Аче. слышите? Аче! — .. к шестнадцати месяцам лишения свободы, либо, в связи с тем, что это его первое обвинение, к уплате штрафа в размере десять тысяч долларов.
Стук молотка. Все. Все кончено. Я вскакиваю и покидаю помещение, на ходу снимая пиджак. Не переношу такую официальную одежду. Кидаю его куда-то назад, в сторону идущего за мной Алекса, тот же, в ответ, отдает мне мою кожаную куртку.
— Теперь ты должен быть осторожен, — твердит брат.
Я молчу, продолжая идти в сторону выхода из здания суда. Смыться отсюда. Свалить. Подальше. Не видеть их.
— Почему не пришла мама? — кидаю фразу, не поворачиваясь.
— Она всю неделю в лондоне с подругами.
Ну конечно. Ты сам-то в это веришь? Как ты можешь быть таким наивным? С подругами.. Хмыкаю. Отец не замечает. А я не озвучиваю свои мысли.
— Ты понимаешь? Никаких драк, Уго, — он хватает меня за локоть, что заставляет меня туловищем развернуться к нему, остановившись. Его лицо серьезно. На моем же можно заметить злость, которая больше не может оставаться внутри.
— Не называй меня Уго, отец, — вырываю руку из его хватки и, ускорив темп и на ходу надевая свою куртку, чуть ли не бегом вылетаю из здания суда. Я ненавижу вас. Ненавижу вас всех. Отца, брата, мать. Себя. В первую очередь себя.
Мотоцикл и ветер в лицо. Я гоню на максимальной скорости, желая оставить все мысли и события где-то там, позади меня. Бегу от них, но ярость накатывает вновь и вновь. Я вспоминаю все, что произошло в тот день. Все, что теперь напрочь засело в моей жизни, полностью изменив ее…

…сижу,решая задачи. Они мне легко даются. Как, впрочем, и вся учеба. Но физику я люблю больше всего. Наверное, это гены — мама тоже всегда отлично разбиралась в этом предмете. Этот своего рода талант передался мне и Никки. Алекс же, как он всегда рассказывал, никогда ничего в ней не смыслил. Для него были более близки гуманитарные науки. Я же мечтал однажды стать ученым.
— Дорогой, тебе что-то нибудь купить в магазине? — слышу за спиной голос матери, а мгновение спустя — ее мягкое прикосновение ладонями, положенными мне на плечи. Улыбаюсь, не отрываясь от учебников и продолжая записывать решение очередной задачи.
— Нет, мам, спасибо.
— Не хочешь сделать перерыв? У тебя итак будет пять, — она наклоняется и обнимает меня. Я всегда любил, когда она так делает. Становится уютно и комфортно, что, кажется, больше ничего от жизни и не надо.
— Я оторвусь ненадолго, но чуть позже, — в ответ она целует меня в висок и я больше не чувствую ее прикосновений, лишь легкий стук каблуков по полу. — Я скоро вернусь. и я остаюсь один.
Не проходит и десяти минут, как я все же решаю отдохнуть. Мой лучший друг, Поло, позвал меня погонять на мотоциклах и я не смог отказать. Я любил ехать на своем железном звере, но, в отличие от него, не развивал слишком большую скорость — я переживал о том, что со мной может что-то случиться и моя семья этого не перенесет.
Но в тот день, в тот час, до мотоцикла я так и не добрался. Бегом спускаясь по лестнице, поздоровался с соседом на этаж ниже, который, кажется, принимал доставку еды на дом. И лишь спустя пару секунд, спустившись на полпролета ниже, я понял, что что-то не так. А именно — сумка, что висит в его прихожей. Та самая сумка, с которой мама обычно отправлялась за покупками в магазин.
Я останавливаюсь лишь на одно мгновение и больше не контролирую себя. Резко развернувшись, поднимаюсь обратно и, оттолкнув курьера и Джеймса [кажется, так и звали нашего соседа], влетаю в его квартиру, как зверь озираясь по сторонам, ища то, чего я больше всего боюсь увидеть.
И нахожу.
Прикрывающуюся белой простыней фигуру, закрывающую лицо ладонями. С силой, грубо, хватаю за запястья и буквально отрываю их от лица.
Мама.
Резко отталкиваю ее обратно. К тому времени подоспел Джеймс, на которого я накидываюсь, нанося удар за ударом, уродую его лицо, пачкая свои костяшки в его крови.
— Уго, хватит. Уго, перестань! — чувствую, как рыдающая мать пытается задержать мои руки, схватить их, на что я, и без того с перекошенным от ярости лицом, отталкиваю ее от себя, не рассчитываю силы — потому что сейчас я действительно не контролирую немалую силу.
— Не подходи ко мне, — и вновь замахиваюсь. Ударяю. Еще. Еще. Не перестаю и не собираюсь останавливаться, пока не превращу этого ублюдка всего в кровавое месиво…

…и только сейчас я прихожу в себя. Когда в кулаках чувствуется острая боль, а на стене напротив меня виднеются кровавые пятна, растекающиеся ниже.
Все эти воспоминания до сих пор ослепляют меня.
Все эти воспоминания всегда вызывают во мне неконтролируемые приступы гнева.
Все эти воспоминания никогда не оставят меня в покое.

Саманта медленно изнывала от наслаждения и желания, ощущая ласки своего мужа, ей было хорошо, так прекрасно ей было только с ним. Это происходило от того что за годы знакомства хорошо изучили друг друга и прекрасно знали что нужно обоим. В комнате было тихо, тишину нарушали лишь легкое потрескивание огня, звуки поцелуев, и легкие стоны, производимые в порыве желаний.
Поцелуи длились долго, слово они парочка влюбленных и никак не могла насытиться друг другом, Саманта обняв Коула за шею, отвечала на его поцелуи с жадностью и страстью которой она только могла обладать. Ей было немного жаль, когда все прервалось, Бренан захотел её раздеть, и она села, подняв руки позволяя снять с нее одежду, чулки, на ней осталось лишь нижнее белье.
- Ты сам меня соблазнил, а теперь жалуешься. - прошептала Саманта, приближаясь ближе к мужу, и пытаясь найти его губы, чтобы коснуться их своими. - Ты тот кого я ждала всю жизнь, и никогда у меня не было и не будет все так, как с тобой, я чувствую что мне больше ничего не нужно.
Молодая женщина не лукавила, а говорила правду, именно это она и чувствовала к Коулу, ей никто не был нужен кроме него, в чем то они были похожи, даже детство у обоих не было радужным, хотя оно у каждого было разным. В обычной жизни, в работе, их мнения были схожи, оба хотели добиваться чуточку больше чем они имеют. Коул был тем кого Саманта хотела любить, заботиться, и если надо пойдет на многое ради них обоих.
Они ласкали друг друга, хотя Сэм не могла видеть этого, делать это удавалось, их поцелуи продолжались, пока Коул гладя ее по спине не заставил ее лечь и повернуться на живот.
На Саманте уже ничего не было кроме  трусиков, и снова опустившись на постель, могла чувствовать прохладу шелковистых простыней, она слушала мужа, и понимала по его голосу,  что он едва сдерживается от желания продолжать, что ж нельзя не было не сказать, что их чувства были взаимны.
Лежа на животе, расслабившись, миссис Бренан слышала как падает его одежда, стук стекла, а затем почувствовала что он был совсем рядом продолжил ласки, его ладони касались ее тела, словно изучая ее. Саманта вздрогнула, почувствовав прохладу, на спине и застонала, но Коул похоже не обращал внимания, продолжая что то делать пальцами, словно рисуя, диковинные узоры.
- Ты хочешь свести меня с ума, тебе нравиться что я полностью в твоей власти. - простонала она, чувствуя что ее возбуждение нарастает.